Гефестион овладел тонкими руками Наннион, обучая ее халкидикской игре пальцев - три и пять. Птолемей, глядя на Таис, не мог сосредоточиться на разговоре. Он раза два нетерпеливо передернул плечами. Заметив это, Таис улыбнулась, устремляя на него сузившиеся смешливые глаза.
- Она сейчас придет, не томись, морской человек.
- Кто? - буркнул Птолемей.
- Богиня, светловолосая и светлоокая, такая, о которой ты мечтал на берегу у Халипедона.
Птолемей собрался возразить, но тут в комнату ворвалась высокая девушка в красно-золотом химатионе, принеся с собой запах солнечного ветра и магнолии. Она двигалось с особой стремительностью, которую утонченные любители могли назвать чересчур сильной в сравнении со змеиными движениями египетских и азиатских арфисток. Мужчины дружно приветствовали ее к общему удивлению, невозмутимый Неарх покинул свою скамью в теневом углу комнаты.
- Эгесихора, спартанка, моя лучшая подруга, - коротко объявила Таис, метнув косой взгляд на Птолемея.
- Эгесихора, песня в пути, - задумчиво сказал Александр. - Вот случай, когда лаконское произношение красивее аттического.
- А мы не считаем аттический говор очень красивым, - сказала спартанка, - они придыхают в начале слова, как азиаты, мы же говорим открыто.
- И сами открытые и прекрасные, - воскликнул Неарх.
Александр, Птолемей и Гефестион переглянулись.
- Я понимаю имя подруги как «Ведущая танец», - сказала Таис, - оно лучше соответствует лакедемонянке.
- Я больше люблю песню, чем танец! - сказал Александр.
- Тогда ты не будешь счастлив с нами, женщинами, - ответила Таис, и македонский царевич нахмурился.
- Странная дружба спартанки и афинянки, - сказал он. - Спартанцы считают афинянок безмозглыми куклами, полурабынями, запертыми в домах, как на Востоке, без всякого понимания дел мужа. Афинянки же называют лакедемонянок похотливыми женами легкого поведения, плодящими тупых воинов.
- И оба мнения совершенно ошибочны, - засмеялась Таис.
Эгесихора молча улыбалась, в самом деле похожая на богиню. Широкая грудь, разворот прямых плеч и очень прямая посадка крепкой головы придавали ей осанку коры Эрехтейона, когда она становилась серьезной. Но брызжущее веселостью и молодым задором лицо ее быстро менялось.
К удивлению Таис, не Птолемей, а Неарх был сражен лаконской красавицей.
Необыкновенно простую еду подала рабыня. Чаши для вина и воды, изукрашенные черными и белыми полосами, напоминали ценившуюся дороже золота древнюю посуду Крита.
- Разве афиняне едят как тессалийцы? - спросил Неарх, слегка плеснув из своей чаши богами поднеся ее Эгесихоре.
- Я афинянка только наполовину, - ответила Таис, - моя мать была этеокритянкой древнего рода, бежавшей от пиратов на остров Теру под покровительство Спарты. Там в Эмборионе она встретилась с отцом и родилась я, но…
- Эпигамии не было между родителями, и брак был недействительным, - докончил Неарх, - вот почему у тебя столь древнее имя.
- И я не стала «быков приносящей» невестой, а попала в школу гетер храма Афродиты Коринфской.
- И сделалась славой Афин! - вскричал Птолемей, поднимая свою чашу.
- А Эгесихора? - спросил Неарх.
- Я старше Таис. История моей жизни прошла следом змеи, не для каждого любопытного, - презрительно сказала спартанка.
- Теперь я знаю, почему ты какая-то особенная, - сказал Птолемей, - по образу настоящая дочь Крита!
Неарх коротко и недобро засмеялся.
- Что ты знаешь о Крите, македонец. Крит - гнездовье пиратов, пришельцев со всех концов Эллады, Ионии, Сицилии и Финикии. Сброд разрушил и вытоптал страну, уничтожил древнюю славу детей Миноса.
- Говоря о Крите, я имел в сердце именно великолепный народ - морских владык, давно ушедший в царство теней.
- И ты прав, Неарх, сказав, что перед нами тессалийская еда, - вмешался Александр, - если верно то, что критяне родичи тессалийцев, а те - пеласгов, как писал Геродот.
- Но критяне - повелители моря, а тессалийцы - конный народ, - возразил Неарх.
- Но не кочевой, они кормящие коней земледельцы, - вдруг сказала Таис, - поэты издавна воспевали «холмную Фтию Эллады, славную жен красотою»…
- И гремящими от конского бега равнинами, - добавил Александр.
- Потомки повелителей моря, по-моему, - спартанцы, - Неарх бросил взгляд на Эгесихору.
- Только по законам, Неарх! Взгляни на золотые волосы Эгесихоры, - где тут Крит?
- Что касается моря, то я видел критянку, купавшуюся в бурю, когда ни одна другая женщина не посмела бы, - сказал Птолемей.
- А кто видел Таис верхом на лошади, тот видел амазонку, - сказала Эгесихора.
- Поэт Алкман, спартанец, сравнивал лакейских девушек с энетийскими лошадьми, - рассмеялся Гефестион, уже вливший в себя немало вкусного черно-синего вина.
- Тот, кто воспевает их красоту, когда они идут с танцами и пением приносить жертву богине, нагие, с распущенными волосами, подобными густым гривам золотисто-рыжих пафлагонских кобыл, - ответила Эгесихора.
- Вы обе много знаете! - воскликнул Александр.
- Их профессия - они продают не только Эрос, но и знания, воспитанность, искусство И красоту чувств, - сказал с видом знатока Гефестион. - Знаете ли вы, - поддразнил Гефестион, - что такое гетера высшего круга в самом высоком городе искусств и поэзии во всей Ойкумене? Образованнейшая из образованных, искуснейшая танцовщица, чтица, вдохновительница художников и поэтов, с неотразимым обаянием женственной прелести… вот что такое Эгесихора!
- А Таис? - прервал Птолемей.
- В семнадцать лет она знаменитость. В Афинах это выше многих великих полководцев, владык и философов окрестных стран. И нельзя стать ею, если не одарят боги вещим сердцем, кому с детства открыты чувства и сущность людей, тонкие ощущения и знание истинной красоты, гораздо более глубокое, чем у большинства людей…